Персонаж дед щукарь из какого произведения. Дед щукарь

Нестерова И.А. Юмор в романе Шолохова Поднятая Целина // Энциклопедия Нестеровых

Особенности художественного представления юмора в романе "Поднятая Целина".

Понятая целина представляет собой художественное произведение, повествующее о тяжелейших временах советской истории – коллективизации. В романе подробно изображен быт казачьего хутора. Писатель с удивительной точностью рисует все трудности возникшие в советской деревне в непростые годы коллективизации, в то время когда рушились устоявшиеся методы ведения хозяйства. В тот период времени людям было очень тяжело и уж конечно не до веселья и утех. Однако удивительный мастер пера наполнил свое эпичное произведение элементами юмора, которые как нельзя лучше отражают реальность сельской жизни. Кроме того, нельзя забывать, что именно юмор является отличительной чертой русского человека. А как же иначе, если жить без юмора, то жизнь превращается в сплошные испытания. Говоря о роли юмора в романе "Поднятая целина", то нельзя не выделить тот факт, что именно юмор оттеняет трагизм судеб русского крестьянства. Вчитываясь страницы романа, невольно приходишь к выводу, что при помощи комичных ситуаций Шолохов создает контраст между простым и понятным поведением героев и внутренней многогранностью и сложностью характеров.

Обычно юмор в романе "Поднятая целина" критики связывают с образом деда Щукаря. Именно он часто попадает в комичные ситуации. Хотелось бы отметить случай, связанный с покупкой коня. Доверчивый дед Щукарь был жестоко обманут хитрым цыганом. "Кобылка утратила былую живость, едва лишь повод перешел в руки Щукаря. Она пошла за ним, нехотя повинуясь его чрезвычайным усилиям, трудно переставляя клешнятые ноги".

Однако если внимательно читать роман, то становиться очевидно, что Щукарь не просто болтливый неудачник, он еще мечтатель и оптимист. Несмотря на то, что его твердо не хотят принимать в партию, он продолжает надеяться на то, что это осуществиться рано или поздно.

Трагедия персонажа дед Щукарь состоит в том, что читатель только смеётся над ним, не замечая его внутренних переживаний, не задумывается над отношением старика к его собственным неудачам. Именно в связи с этим необходимо обратить внимание на следующую фразу Щукаря: "Мне в крестьянской бытности не было удачи. С мальства жизнь пошла наперекосяк, да так и до последних времен". Шолохов не называет деда по имени. На протяжении всего повествования мы знаем его как "дед Щукарь". Щукарь – это кличка, полученная персонажем в детстве. Создавая смешные ситуации с Щукарем Шолохов мастерски вплетает в них серьезные нюансы, характеризующие внутренний мир деда. Яркой иллюстрацией этого утверждения может послужить реакция Щукаря на смерть любимого козла Трофима. Кажется – это еще один повод посмеяться над стариком, но веселье исчезает, когда понимаешь всю глубину переживаний деда: "...он...пошел за лопатой сгорбленный, жалкий, трогательно смешной в своем искреннем горе".

Смерть Давыдова и Нагульнова выявляет новые стороны в образе деда Щукаря. Наконец-то читатель ясно видит способность старика к глубоким чувствам. После гибели друзей Щукарь "...стал еще более нелюдим и неразговорчив, еще более, чем прежде слезлив".

Помимо Щукаря улыбку на лице читателя вызывает и образ Нагульного. Резкий, неулыбчивый Макар поражает своей верой в идеи коммунизма. Он бесконечно предан им и готов на все: "Да я...тысячи стави за раз дедов, детишков, баб...Да скажи мне что надо их в распыл...Для революции надо...Я их из пулемета...всех порежу!" Однако громкие высказывания и пыл Нагульного не согласуется с реальностью. Трудно конечно увидеть в этом юмор, но по утверждению ряда критиков он имеет место быть.

Другое дело -это стремление Макара выучить английский язык. Его целеустремленность вызывает невольную улыбку. Разве же не комично звучат его слова: " Я ночи насквозь спать не буду, последнего здоровья лишусь, но...язык этот выучу! На английском языке буду без нежностей гутарить с мировой конторой! Пущай гады трепещут заранее!". Смех вызывает и поведение Макара в самых простых бытовых ситуациях. Как истинный мастер слова Шолохов использует речь для характеристики героя. Именно по тому, как человек разговаривает, можно определить особенности его характера. Так, речь Нагульного представляет собой причудливую смесь донского просторечия и революционных терминов. Это и выглядит комично в глазах читателя: "Пил кровя из своих английских рабочих классов, из индейцев и из разных других угнетенных нациев? – ксплотировал чужим трудом".

Образ Нагульного как и образ деда Щукаря неоднозначен. За его суровостью скрывается чуткая к добру душа. Отражением этого является отношение Макара к Давыдову. Он почувствовал скрытое тепло души Семена и подружился с ним.

К числу юмористических персонажей в романе с уверенностью можно отнести и Ипполита Шалого. Но его образ не так прост и однозначен, как может сперва показаться. Именно в этом персонаже отобразил основные черты русского народа. Мудрость Шалого, его взгляды на жизнь пропитаны не просто юмором, а национальным русским юмором, являющим собой часть менталитета. Шутки Ипполита не однообразны, то они добры и безобидны, то они едки и жестоки: "Рассерчал я на него окончательно и говорю: "Гнида ты вонючая, а не культурный, так жри на том, на чем тебе подают, и утирайся тем, чем дают, потому то салфетков у нас в дому отродясь не было, а тарелки все старуха переколотила." Если же он смеётся над другом, то шутки его добродушны. Это мы видим в разговоре с Давыдовым: " Ведь эту косилку ты... ремонтировал! Твоя вся как есть работа, а ты не видишь и не угадываешь. Эдак ты, парень, с вечеру женишься, а на утро и свою молодую жену не угадаешь..."

Юмор в романе не просто часть характеристик героев, ими пропитана вся ткань произведения с самых первых сцен. Например, эпизод, связанный с появлением Давыдова на хуторе, когда жители Гремячего Логаподшучивали над городским человеком.

"А зуба-то нет, случаем не кобыла выбила? – спросил один черный, как грач, по самые ноздри заросший курчавой бородой.

Казаки беззлобно засмеялись, но Давыдов, проворно снимая хомут, отшутился:

– Нет, зуба лишился давно, по пьяному делу. Да оно и лучше: бабы не будут бояться, что укушу. Верно, дед?

Шутку приняли, и дед с притворным сокрушением покачал головой.

– Я, парень, откусался. Мой зуб-то уж какой год книзу глядит...".

Читатель смеётся не только над смыслом диалога, но и над речью говорящих, так как она проста и иронична.

В романе "Поднятая целина" наиболее полно отразился сатирический талант Шолохова. Писатель не просто сумел правдиво изложить события происходящие в деревне в 30-е годы, но и наполнить повествование тонким юмором. Именно он помогает воспринимать происходящее не только как драму, но и как реальность.

После прочтения романа Шолохова "Поднятая целина" напрашивается вывод: несмотря на серьезные изменения, произошедшие со времен коллективизации, проблем на селе меньше не стало. Однако современные проблемы несколько отличаются от тех, которые были в тридцатые годы прошлого столетия. Но и сейчас не хватает нужной техники для обработки земель. Среди жителей села по-прежнему есть те, кто не хочет работать. Так что шолоховский юмор актуален и сейчас. Лучше с улыбкой смотреть на все эти проблемы, иначе остается только плакать.

Юмору и комическому началу вообще в романе М. Шолохова отводится особая роль. Несомненно остроумный и как человек, и как писатель, автор не жалеет комических черт, описывая героев, которые ему симпатичны.

Смешные сцены романа не только развлекают читателя, делая сам процесс чтения более интересным и занимательным, но и позволяют глубже проникнуть во внутренний мир его персонажей. Можно сказать, что ключевым словом к пониманию характеров героев является то самое слово «чудинка», которое прозвучало в разговоре Давыдова с возницей Иваном Аржановым.

Иван тогда показал Давыдову кнутовище, которое он вырезал из ветви вишневого деревца. Росло деревце, стройное и красивое, пришел человек и сделал из него кнутовище - то есть палку, прямую, голую и негнущуюся. Так и сам человек: если есть в нем чудинка - тогда он живое деревце, а нет чудинки - тогда и не человек это вовсе, а мертвая палка.

Разумеется, наибольшую долю комического содержит в себе образ деда Щукаря. Он то и дело попадает в забавные ситуации, о которых потом с удовольствием рассказывает; при случае (а случай для деда находится почти всегда) Щукарь пускается в очень умные, по его мнению, рассуждения на самые разнообразные темы. Все это вызывает улыбку и смех не только у других действующих лиц романа, но, разумеется, и у читателя.

Сама жизнь деда Щукаря началась с досадного недоразумения: повитуха предсказала, что он станет генералом. Ждал-ждал Щукарь своего «генеральства» долгие годы, да так и не дождался. Он не только в генералы не попал, но даже и на военную службу простым казаком его не взяли. А все потому, что здоровье свое он подорвал еще в младенчестве: после того как пьяные поп с дьяком окрестили младенца в крутом кипятке, тот так кричал, что нажил «грызь», то есть грыжу.

Прозвище свое Щукарь получил в детстве. Вместе с другими мальчишками он повадился откусывать под водой зубами крючки у старого, глухого, как пень, рыболова. Однажды он и попался на крючок, словно щука, после чего и стал на всю оставшуюся жизнь Щукарем.

Дальше - больше. За что - неизвестно, но невзлюбили Щукаря все окрестные собаки, да и другие животные. И быки на него нападали, и свиньи, и хорьки, и змеи его кусали. - в общем, с животным миром родного края Щукарь познакомился основательно.

Не было в Гремячем Логе человека, от мала до велика, который не смеялся бы над дедом Щукарем, - благо, повод всегда или почти всегда находился. Да, люди смеются над ним, но в то же время они испытывают к нему несомненную симпатию. Когда Щукарь вольно или невольно начинает «развлекать» казаков, собравшихся, например, на колхозном собрании, пожалуй, один лишь Макар Нагульнов предпринимает попытки остановить потоки красноречия, которые дед обрушивает на головы своих благодарных слушателей.

Можно сказать, что практически в каждом человеческом коллективе есть такой дед Щукарь, который немного нелеп, смешон, но все-таки всем симпатичен. Во времена коллективизации, когда в жизни простых людей вообще не было особых поводов для веселья, тоску гремяченских казаков гнали прочь незлобивые россказни неунывающего деда.

Особенно интересны и примечательны отношения деда Щукаря с «рыцарем мировой революции» Макаром Нагульновым. На людях Нагульнов всегда старался сохранить серьезность и покрикивал на деда Щукаря по поводу, а зачастую и без повода. Действительно, какие уж тут смешки, когда не сегодня-завтра должна грянуть мировая революция.

Но тот же мрачный и неулыбчивый Макар ночами слушает вместе с дедом Щукарем стройный хор гремяченских петухов. Нагульнов изучает английский язык, а рядом с ним примостился дед Щукарь и читает словарь «по догадке» - видит без очков лишь слова, напечатанные крупным шрифтом, а о том, что напечатано шрифтом помельче, он лишь «догадывается». Такое «мирное сосуществование» в ночные часы Нагульнова и Щукаря не только комично, но и трогательно.

Примечательно также, что один и тот же петушиный хор они слышат и воспринимают по-разному: набожный дед Щукарь при этом вспоминает пение в архиерейском соборе, а лихой рубака Нагульнов мечтательно вздыхает: «Как в конном строю!»

Несмотря на то что Нагульнов при каждом удобном случае «шпыняет» деда Щукаря, старик, тем не менее, называет его не иначе как «Макарушка». Похоже, что Щукарь, которого Бог обделил детьми, любит Нагульнова как родного сына.

Интересно, что при более внимательном и вдумчивом чтении романа обнаруживается следующая деталь: под маской балагура и «пустомели», которую всю жизнь носит на своем лице дед Щукарь, скрывается человек мудрый, трезвомыслящий и, главное, не боящийся высказывать крамольные мысли.

Именно дед Щукарь как бы между прочим говорит, что при Советской власти дураки, конечно, «вымерли», но. новые народились и притом в огромном количестве! И этих, новых, как и старых, «не сеют, не жнут», а они сами растут.

А чего стоит замечание Щукаря, которое он адресует Нагульнову, когда тот в очередной раз прерывает его во время собрания. Дед напоминает Макару, что когда тот на первомайские праздники полдня разглагольствовал о мировой революции, то говорил все одно и то же, и скучно до невозможности. Щукарь даже признается, что во время выступления Нагульнова он не стал его слушать, а нашел место на лавке поудобнее, свернулся калачиком, да и заснул.

Любому другому, кроме деда Щукаря, такие высказывания скорее всего не сошли бы с рук. За такие речи в те времена вполне можно было угодить под статью о «контрреволюционной агитации». Так что не так прост дед Щукарь, как это принято считать.

И вот однажды старик навсегда перестал шутить и балагурить. Случилось это после того, как были убиты Давыдов и Нагульнов. Именно их смерть повлияла таким образом на неунывающего прежде Щукаря. Это означает, что чужое горе способно ранить его куда сильнее, чем свое собственное. А ведь несмотря на то что сам Щукарь столько раз за свою долгую жизнь оказывался на краю гибели, ни разу опасность и беда, угрожавшие лично ему, не могли поколебать его жизнеутверждающего оптимизма.

Без всякого преувеличения и излишнего пафоса мы с полным основанием можем утверждать, что дед Щукарь - это истинно народный образ, оттого-то и стало его имя нарицательным.

Разумеется, комическое в романе связано не только с образом деда Щукаря. Свою «чудинку» имеет большинство действующих лиц произведения. Тот же Семен Давыдов, человек непростой судьбы, которого партия послала в казачий край отнюдь не для того, чтобы «шутки шутить», достаточно часто обнаруживает любовь к шутке, к острому словцу, да и собственное умение шутить.

Уже на первых страницах романа, когда казаки шутят над щербатыми зубами приезжего, Давыдов не стесняется поиронизировать над самим собой, чем сразу же завоевывает симпатию местных жителей.

Когда в хуторе вспыхивает бунт и женщины, требуя у Давыдова ключи от колхозных амбаров, начинают его по-настоящему избивать, Семен выбирает для себя одно-единственное средство защиты - шутку. Он не переставал шутить даже тогда, когда у него от боли перехватывало дыхание.

Думается, что если бы не природное чувство юмора, то Давыдову не удалось бы сплотить вокруг себя и своих товарищей-коммунистов, остальных казаков и организовать колхоз, что называется, «малой кровью».

Особенно трогательным и человечным выглядит природное чувство юмора Давыдова, когда он общается с детьми - например, с мальчиком Федоткой. Давыдов обладает особым талантом: он умеет общаться с детьми на равных, а ведь большинство взрослых со временем утрачивают эту способность. Достаточно вспомнить, как Давыдов и Федот-ка смеются над щербатыми зубами друг друга и выясняют, у кого зубы в конце концов вырастут, а у кого - нет. И тогда становится понятно: ведь Давыдов по сути своей - «большой ребенок». Оттого-то, возможно, он так робок в общении с женщинами - что с Лушкой, что с Варюхой-горюхой.

Давыдов чувствует себя своим среди детишек, Нагульнов, затаив дыхание, слушает петухов, Разметнов буквально влюбляется в голубей. Вот она, та самая «чудинка», которая делает их настоящими людьми.

Сочинение

Дед Щукарь в ответ на предложение Давыдова купить нового козла говорит: «Такого козла ни за какие деньги не купишь, не было и нет таких козлов на белом свете! А горе мое при мне останется...» (Такое употребление слова «враг» поддерживается в романе обращением Вари к Давыдову: «А сколько слез я по тебе, врагу, источила... сколько ночей не спала, а ты ничего не видишь!»)

Юмор восстанавливает единство разорванного мира, восстанавливает «амбивалентность» (двунаправленность), полнозначность слова («амбивалентное» отношение к ценности, видимо, и означает отрицание, «поругание» ее в качестве абсолютной и «милование», принятие в качестве относительной). Возможно, что и знаменитый Аристотелев «катарсис» присутствовал не во впечатлении от трагедий, а в связанной с ними по содержанию сатировой драме, восстанавливающей единство мира, показывающей неразрешимые противоречия трагедий в их непротиворечивом единстве.

Наивный цинизм деда Щукаря, его способность поставить себя в центр мира явственно противостоит отношению к человеку как к «элементу», признанию ценности личности в зависимости от ее полезности. Совершенно «бесполезный» Щукарь говорит на партийном собрании едва ли не больше всех остальных, вместе взятых. И говорит вещи, совсем не относящиеся к «делу» - о себе, о личной жизни своей, - и все это оказывается «общезначимым» и «общеинтересным». Дед Щукарь в высшей степени ощущает то равенство людей, которое заключено в формуле «всяк человек своей цены стоит», он «знает свое место». Вот что отвечает он на попытку Нагульнова как-то его «укоротить»: «Ты свою бабушку поучи, откуда ей говорить, а я свое место знаю! Ты, Макарушка, завсегда на трибун лезешь, либо из презюдиума рассуждаешь и несешь оттуда всякую околесицу, а почему же я должен с людьми разговаривать откуда-то из темного заду? Ни одного личика я оттуда не вижу, одни затылки, спины и все прочее, чем добрые люди на лавки садятся. С кем же я, по-твоему, должен разговаривать и кому возглашать? Затылкам, спинам и тому подобному? Иди ты сам сюда, взад, отсюда и держи свои речи, а я хочу людям в глаза глядеть, когда разговариваю! Задача ясная? Ну и молчи помаленьку, не сбивай меня с мысли. А то ты повадился загодя сбивать меня. Я и рот не успеваю открыть, а ты уже, как из пращи, запускаешь в меня разные возгласы. Нет, братец ты мой, так дело у нас с тобой не пойдет».

Столь же обстоятельно дед говорит на любую затронутую тему. Дед Щукарь второго тома - старый ребенок, дорогой всем гремяченцам за то, что он такой, какой он есть, за свою «чудинку», которая и делает человека человеком, а не голым прутом в общем венике. Цинический принцип «свету ли провалиться или мне чаю не пить?», ставящий столь несовместимые для героики ценности на одну доску, да еще разрешающий это противоречие в пользу «чая», показывающий относительность принципа «умрем на работе», реализован в Щукаревой поездке за землемером. Дед высыпается, наедается, рассказывает истории, попадает в пикантную ситуацию, забравшись спать в будку, где ночуют женщины, а заехав в очередной раз в хутор, узнает о своем «отцовстве», словом, занят чем угодно, но только не землемером. Интересно, что о землемере, описывая Щукаревы странствия, «забывает» и автор.

Юмор, в ситуации противоречащих друг другу ценностей стремящийся сохранить целостность мира, прилепляется к героике, выбирающей иной выход, отвергающей один ряд ценностей во имя другого ряда. Рядом с «героем» оказывается «оруженосец». Таковым становится дед Щукарь для Нагульнова и Давыдова. Абсолютность героического деяния обретает свою относительность в параллельном деянии «оруженосца». Таков «ущерб», нанесенный Давыдову и Щукарю при раскулачивании, причем Щукарь утверждает, что он больше потерпел, поскольку Давыдову всего лишь голову разбили, а ему Титков кобель шубу распустил, а Щуба ему дороже головы, и за шубу его теперь старуха со свету сживет. Таково появление Щукаря рядом с бледным, избитым, окровавленным Давыдовым в сцене хлебного бунта. «Сенная труха густо крыла мокрую от пота рубаху Щукаря, в клочкастой бороденке торчали обзерненные головки пырея, пересохшие травяные былки и листья, желтая осыпь донника. Лицо деда Щукаря было вишнево-красно, печать безмолвного испуга лежала на нем, по вискам на бороду и щеки стремился пот». Перевернутые цвета: бледное лицо - вишнево-красное лицо; красная кровь - прозрачный пот, - оставляют от двух лиц впечатление негатива и позитива, но фотография одна и та же. И цена крови «снижается» - оказывается, что за кровь можно заплатить кровью, но можно, и предпочтительнее, «потом», работой. Давыдов говорит на собрании Настеньке Донецковой: «И ты, гражданочка, не бойся, раскутай лицо, никто тебя не тронет, хотя ты меня и здорово колотила вчера. Но вот если выедем завтра сеять и ты будешь плохо работать, то уж тогда я всыплю тебе чертей, так и знай! Только уже бить я буду не по спине, а ниже, чтобы тебе ни сесть, ни лечь нельзя было, прах тебя возьми!»

Даже смерть Давыдова связана со смеховой, «невзаправдашней» смертью Щукаря. Разметнов рассказывает о происшествии с дедом во время покушения на Нагульнова: «Лежит, как в гробу, не шелохнется, ни дать ни взять покойник, да и только! Слабеньким, вежливеньким таким голоском просит меня: «Сходи, ради Христа, позови мою старуху. Хочу перед смертью с ней попрощаться». Нагнулся я к нему, присветил лампой... При свете вижу, что у него, у Щукаря то есть, сосновая щепка во лбу торчит... Пуля, оказывается, отколола у оконного наличника щепку, она отлетела и воткнулась Щукарю в лоб, пробила кожу, а он сдуру представил, что это пуля, ну и грянулся об земь». Смертельно раненный Давыдов падает на спину, «мучительно запрокинув голову, зажав в руке шероховатую щепку, отколотую от дверной притолоки пулей».

В сцеплении оказываются и рассуждения Макара Нагульнова о любви - как мешающей человеку целиком отдаться делу мировой революции (см. дикое, но последовательное предположение Разметнова: «...Если б Макару дать власть, что бы он мог наделать? Он бы своей ухваткой всю жизнь кверху тормашками поставил! Он бы, чего доброго, додумался весь мужской класс выхолостить, чтобы от социализма не отвлекались!»), и бездетность Нагульнова и Давыдова с рассуждениями о любви и «призво-дителях» деда Щукаря и с подкинутым деду ребенком, папашей которого он объявлялся в записке.

Принцип сохранения мира юмором и героикой виден в том способе, которым сохраняют стройность и гармонию петушиного хора Нагульнов и Щукарь. Нагульнов рубит голову «нарушающему порядок» петуху Аркашки Менка, а дед Щукарь спасает от смерти престарелого петуха Майданниковых.

Воплощенный, снижающий все и в таком виде сохраняющий все ценности юмор - дед Щукарь - становится «оруженосцем», следующим за персонажами, наиболее полно выражающими героическую мироориентацию - Давыдовым и Нагульновым. Это необходимо, ибо любой герой способен погубить мир. Аберрация зрения - способность видеть врага в ветряных мельницах и нестройно поющих петухах - свойственна любому герою от Дон Кихота до Макара Нагульнова, поскольку, как уже сказано, способ существования героической мироориентации - борьба, и в 30-х годах был весьма логично выдвинут лозунг обострения классовой борьбы в процессе построения социалистического общества.

Помимо этого, дед Щукарь позволяет разглядеть и ситуации, до которых вроде бы далеко, но которые вполне реальны в рамках данной мироориентации. Если можно поснимать шкуры со всех кулацких кобелей (по классовому признаку!), то, продолжая мыслить по этой логике, почему бы не проделать той же операции с их хозяевами. Фашисты на практике доказали плодотворность этой идеи - разница была только в принципе, по которому овцы отделялись от козлищ.

Дон Кихоту противостоял мир, который он не смог одолеть. Но ситуация все время меняется. Макар Нагульнов был уже гораздо удачливее.

Любой субъект героической мироориентации - как бы дурен или прекрасен он вам ни казался - уверен в истинности своей идеи и ее благе для «всего человечества». Вопрос только в том, как он определяет объем понятия «человечество».

Другие сочинения по этому произведению

Котёл быстренько опорожнили. Самые проворные уже начали доставать со дна гущу и куски мяса. В этот-то момент и случилось то, что навек испортило поварскую карьеру Щукаря... Любишкин вытащил кусочек мясца, понёс его было ко рту, но вдруг отшатнулся и побледнел.

Это что же такое? – зловеще спросил он у Щукаря, поднимая кончиками пальцев кусок белого разваренного мяса.

– Должно, крылушко, – спокойно ответил дед Щукарь.

Лицо Любишкина медленно наливалось синеватым румянцем страшного гнева.

– Кры-луш-ко?.. А ну, гляди сюда, каш-ше-варррр! – зарычал он.

– Ох, милушки мои! – ахнула одна из баб. – Да на ней когти!..

– Повылазило тебе, окаянная! – обрушился на бабу Щукарь. - Откуда на крыле когти? Ты под юбкой на себе их поищи!

Он кинул на разостланное ряднище ложку, всмотрелся: в подрагивающей руке Любишкина болталась хрупкая косточка, оперённая на конце перепонками и крохотными коготками...

– Братцы! – воскликнул потрясённый Аким Бесхлебнов. – А ить мы лягушку съели!..

Вот тут-то и началось смятение чувств: одна из брезгливых бабёнок со стоном вскочила и, зажимая ладонями рот, скрылась за полевой будкой.

Кондрат Майданников, глянув на вылупленные в величайшем изумлении глаза деда Щукаря, упал на спину, покатываясь со смеху, насилу выкрикнул: "Ой, бабочки! Оскоромилися вы!" Казаки, отличавшиеся меньшей брезгливостью, поддержали его: "Не видать вам теперича причастия!" – в притворном ужасе закричал Куженков. Но Аким Бесхлебнов, возмущённый смехом, свирепо заорал:"Какой тут могет быть смех?! Бить Щукарячью породу!.."

– Откель могла лягушка в котёл попасть? – допытывался Любишкин.

– Да ить он воду в пруду черпал, значит, не доглядел.

– Сукин сын! Нутрец седой!.. Чем же ты нас накормил?! – взвизгнула Аниська, сноха Донецковых, и с подвывом заголосила:

– Ить я зараз в тягостях! А ежели вот скину через тебя, подлюшного?..

Да с тем как шарахнет в деда Щукаря кашей из своей миски!

Поднялся великий шум. Бабы дружно тянулись руками к Щукаревой бороде, невзирая на то, что растерявшийся и перепуганный Щукарь упорно выкрикивал:

– Охолоньте трошки! Это не лягушка! Истинный Христос, не лягушка!

– А что же это? – наседала Аниська Донецкова, страшная в своей злобе.

– Это одна видимость вам! Это вам видение! – пробовал схитрить Щукарь.

Но обглодать косточку "видимости", предложенную ему Любишкиным, категорически отказался. Быть может, на том дело и кончилось бы, если бы вконец разозлённый бабами Щукарь не крикнул:

– Мокрохвостые! Сатаны в юбках! До морды тянетесь, а того не понимаете, что это не простая лягушка, а вустрица!

– Кто-о-о-о?! – изумились бабы.

– Вустрица, русским языком вам говорю! Лягушка – мразь, а в вустрице благородные кровя! Мой родный кум при старом прижиме у самого генерала Филимонова в денщиках служил и рассказывал, что генерал их даже натощак сотнями заглатывал! Ел прямо на кореню! Вустрица ишо из ракушки не вылупится, а он уж её оттель вилочкой позывает. Проткнёт насквозь и – ваших нету! Она жалобно пишшит, а он, знай, её в горловину пропихивает. А почему вы знаете, может она, эта хреновина, вустричной породы? Генералы одобряли, и я, может, нарошно для навару вам, дуракам, положил её, для скусу...

– Генералы? Для навару!.. Я красный партизан, а ты меня лягушатиной, как какого-нибудь с... генерала... кормить?!

Щукарю показалось, что в руках у Любишкина нож, и он со всех ног, не оглядываясь, кинулся бежать...

Юмору и комическому началу вообще в романе М. Шолохова отводится особая роль. Несомненно остроумный и как человек, и как писатель, автор не жалеет комических черт, описывая героев, которые ему симпатичны.

Смешные сцены романа не только развлекают читателя, делая сам процесс чтения более интересным и занимательным, но и позволяют глубже проникнуть во внутренний мир его персонажей. Можно сказать, что ключевым словом к пониманию характеров героев является то самое слово «чудинка», которое прозвучало в разговоре Давыдова с возницей Иваном Аржановым.

Иван тогда показал Давыдову кнутовище, которое он вырезал из ветви вишневого деревца. Росло деревце, стройное и красивое, пришел человек и сделал из него кнутовище - то есть палку, прямую, голую и негнущуюся. Так и сам человек: если есть в нем чудинка - тогда он живое деревце, а нет чудинки - тогда и не человек это вовсе, а мертвая палка.

Разумеется, наибольшую долю комического содержит в себе образ деда Щукаря. Он то и дело попадает в забавные ситуации, о которых потом с удовольствием рассказывает; при случае (а случай для деда находится почти всегда) Щукарь пускается в очень умные, по его мнению, рассуждения на самые разнообразные темы. Все это вызывает улыбку и смех не только у других действующих лиц романа, но, разумеется, и у читателя.

Сама жизнь деда Щукаря началась с досадного недоразумения: повитуха предсказала, что он станет генералом. Ждал-ждал Щукарь своего «генеральства» долгие годы, да так и не дождался. Он не только в генералы не попал, но даже и на военную службу простым казаком его не взяли. А все потому, что здоровье свое он подорвал еще в младенчестве: после того как пьяные поп с дьяком окрестили младенца в крутом кипятке, тот так кричал, что нажил «грызь», то есть грыжу.

Прозвище свое Щукарь получил в детстве. Вместе с другими мальчишками он повадился откусывать под водой зубами крючки у старого, глухого, как пень, рыболова. Однажды он и попался на крючок, словно щука, после чего и стал на всю оставшуюся жизнь Щукарем.

Дальше - больше. За что - неизвестно, но невзлюбили Щукаря все окрестные собаки, да и другие животные. И быки на него нападали, и свиньи, и хорьки, и змеи его кусали... - в общем, с животным миром родного края Щукарь познакомился основательно.

Не было в Гремячем Логе человека, от мала до велика, который не смеялся бы над дедом Щукарем, - благо, повод всегда или почти всегда находился. Да, люди смеются над ним, но в то же время они испытывают к нему несомненную симпатию. Когда Щукарь вольно или невольно начинает «развлекать» казаков, собравшихся, например, на колхозном собрании, пожалуй, один лишь Макар Нагульнов предпринимает попытки остановить потоки красноречия, которые дед обрушивает на головы своих благодарных слушателей.

Можно сказать, что практически в каждом человеческом коллективе есть такой дед Щукарь, который немного нелеп, смешон, но все-таки всем симпатичен. Во времена коллективизации, когда в жизни простых людей вообще не было особых поводов для веселья, тоску гремяченских казаков гнали прочь незлобивые россказни неунывающего деда.

Особенно интересны и примечательны отношения деда Щукаря с «рыцарем мировой революции» Макаром Нагульновым. На людях Нагульнов всегда старался сохранить серьезность и покрикивал на деда Щукаря по поводу, а зачастую и без повода. Действительно, какие уж тут смешки, когда не сегодня-завтра должна грянуть мировая революция.

Но тот же мрачный и неулыбчивый Макар ночами слушает вместе с дедом Щукарем стройный хор гремяченских петухов. Нагульнов изучает английский язык, а рядом с ним примостился дед Щукарь и читает словарь «по догадке» - видит без очков лишь слова, напечатанные крупным шрифтом, а о том, что напечатано шрифтом помельче, он лишь «догадывается». Такое «мирное сосуществование» в ночные часы Нагульнова и Щукаря не только комично, но и трогательно.

Примечательно также, что один и тот же петушиный хор они слышат и воспринимают по-разному: набожный дед Щукарь при этом вспоминает пение в архиерейском соборе, а лихой рубака Нагульнов мечтательно вздыхает: «Как в конном строю!»

Несмотря на то что Нагульнов при каждом удобном случае «шпыняет» деда Щукаря, старик, тем не менее, называет его не иначе как «Макарушка». Похоже, что Щукарь, которого Бог обделил детьми, любит Нагульнова как. родного сына.

Интересно, что при более внимательном и вдумчивом чтении романа обнаруживается следующая деталь: под маской балагура и «пустомели», которую всю жизнь носит на своем лице дед Щукарь, скрывается человек мудрый, трезвомыслящий и, главное, не боящийся высказывать крамольные мысли.

Именно дед Щукарь как бы между прочим говорит, что при Советской власти дураки, конечно, «вымерли», но... новые народились и притом в огромном количестве! И этих, новых, как и старых, «не сеют, не жнут», а они сами растут.

А чего стоит замечание Щукаря, которое он адресует Нагульнову, когда тот в очередной раз прерывает его во время собрания. Дед напоминает Макару, что когда тот на первомайские праздники полдня разглагольствовал о мировой революции, то говорил все одно и то же, и скучно до невозможности. Щукарь даже признается, что во время выступления Нагульнова он не стал его слушать, а нашел место на лавке поудобнее, свернулся калачиком, да и заснул.

Любому другому, кроме деда Щукаря, такие высказывания скорее всего не сошли бы с рук. За такие речи в те времена вполне можно было угодить под статью о «контрреволюционной агитации». Так что не так прост дед Щукарь, как это принято считать...

И вот однажды старик навсегда перестал шутить и балагурить. Случилось это после того, как были убиты Давыдов и Нагульнов. Именно их смерть повлияла таким образом на неунывающего прежде Щукаря. Это означает, что чужое горе способно ранить его куда сильнее, чем свое собственное. А ведь несмотря на то что сам Щукарь столько раз за свою долгую жизнь оказывался на краю гибели, ни разу опасность и беда, угрожавшие лично ему, не могли поколебать его жизнеутверждающего оптимизма.

Без всякого преувеличения и излишнего пафоса мы с полным основанием можем утверждать, что дед Щукарь - это истинно народный образ, оттого-то и стало его имя нарицательным.

Разумеется, комическое в романе связано не только с образом деда Щукаря. Свою «чудинку» имеет большинство действующих лиц произведения. Тот же Семен Давыдов, человек непростой судьбы, которого партия послала в казачий край отнюдь не для того, чтобы «шутки шутить», достаточно часто обнаруживает любовь к шутке, к острому словцу, да и собственное умение шутить.

Уже на первых страницах романа, когда казаки шутят над щербатыми зубами приезжего, Давыдов не стесняется поиронизировать над самим собой, чем сразу же завоевывает симпатию местных жителей.

Когда в хуторе вспыхивает бунт и женщины, требуя у Давыдова ключи от колхозных амбаров, начинают его по-настоящему избивать, Семен выбирает для себя одно-единственное средство защиты - шутку. Он не переставал шутить даже тогда, когда у него от боли перехватывало дыхание.

Думается, что если бы не природное чувство юмора, то Давыдову не удалось бы сплотить вокруг себя и своих товарищей-коммунистов, остальных казаков и организовать колхоз, что называется, «малой кровью».

Особенно трогательным и человечным выглядит природное чувство юмора Давыдова, когда он общается с детьми - например, с мальчиком Федоткой. Давыдов обладает особым талантом: он умеет общаться с детьми на равных, а ведь большинство взрослых со временем утрачивают эту способность. Достаточно вспомнить, как Давыдов и Федот-ка смеются над щербатыми зубами друг друга и выясняют, у кого зубы в конце концов вырастут, а. у кого - нет. И тогда становится понятно: ведь Давыдов по сути своей - «большой ребенок». Оттого-то, возможно, он так робок в общении с женщинами - что с Лушкой, что с Варюхой-горюхой...

Давыдов чувствует себя своим среди детишек, Нагульнов, затаив дыхание, слушает петухов, Разметнов буквально влюбляется в голубей... Вот она, та самая «чудинка», которая делает их настоящими людьми.